Станислав Кувалдин, www.globalrus.ru, 17 февраля

"Сегодня на заседании правительства мы скоординировали работу правительства и Генеральной прокуратуры, и по каждому предприятию, где Генпрокуратура выявила нарушения, будет определен детальный план действий, чтобы все незаконные действия с госсобственностью были прекращены через суды абсолютно легитимным путем. Мы вернем государству то, что было незаконно передано в частные, но нечестные руки",– такое заявление сделала на заседании правительства Украины его глава Юлия Тимошенко 16 февраля. По большому счету, именно это заявление можно считать первым программным шагом нового кабинета. Ибо список, о котором говорит Юлия Тимошенко включает в себя три тысячи предприятий, приватизированных за последние 5 лет. Именно столько объектов собственности "через суды абсолютно легитимным путем" собирается проверять новое правительство.

Почему именно три тысячи – сказать сложно. Но появление этой цифры довольно примечательно. После отмены приватизации "Криворожстали" - первого знакового хода в начавшейся кампании – все, в общем-то, ожидали, что одним металлургическим гигантом дело не ограничится. Впрочем, все предполагали, что действия не выйдут за определенные рамки – не столько приличия, сколько самоограничения властей в этом довольно деликатном вопросе. И еще на этой неделе Виктор Ющенко говорил об "исчерпывающем списке" из 30 предприятий, приватизация которых требует ревизии. Однако уже в среду в устах Юлии Тимошенко список – причем, по ее словам, согласованный с прокуратурой – увеличился до трех тысяч, то есть в сто раз.

Каким образом за несколько дней в бумаге такой важности появились дополнительные два нуля, выяснить, наверное, уже сложно. Да, в общем, наверное, не стоит и удивляться. В постреволюционном угаре и не такое бывает. Теперь важно само появление новой реальности: украинская власть собирается заниматься тотальной ревизией приватизации. Ибо три тысячи – это не просто серьезно. Это очень серьезно. Оперируя цифрами меньшего порядка, в 1918 году большевики захватывали "командные высоты экономики". И это сравнение здесь вполне уместно – речь идет о вопросах власти и собственности и именно о той их непреложной связи, которую предполагали ортодоксальные марксисты.

Собственно, усматривать в действиях новой власти следование лишь законным интересам украинского государства и попечение об общественном благе в такой ситуации довольно смешно. При подобном подходе число 30 не умножается на 100 за считанные дни. К тому же следует быть довольно наивным человеком, чтобы предполагать, что прокурорские проверки и судебные разбирательства по трем тысячам дел о собственности не рискуют превратиться в удачное средство обогащения "нынешних" за счет "бывших". А обвинять в наивности Юлию Тимошенко не рискнут даже ее самые прекраснодушные сторонники.

Поспешность, с которой новая власть, толком еще не принявшая дел от старой и даже буквально не поделившая кабинеты, начинает ревизию приватизации, пожалуй, даже чрезмерно выдает триумфаторов "оранжевой революции". После этого слова циников о том, что именно в этом смысл революции и состоял, кажутся подтвердившимися, и даже чересчур. Даже если речь не идет о банальном отъеме, проводящаяся инвентаризация и ревизия означает лишь одно: новая власть хочет, чтобы собственниками важных предприятий были именно те, кто договорится об этом с нею. В какой форме это произойдет – будут ли предприятия переданы новым надежным товарищам или старые ненадежные заплатят "революционный налог", или они договорятся с государством в иной форме - значения не имеет. Все собственники будут обязаны новой власти. Именно она выдаст промышленным князьям и князькам новые ярлыки – под общие разговоры о борьбе с коррупцией, обеды в ведомственных столовых и запрещении дорогих подарков.

В этой ситуации разговоры о "пересмотре приватизации" в России и подрыве доверия к институту собственности выглядит особенно любопытно. Ибо, на первый взгляд, наш "реакционный" передел отличается от их "прогрессивного" лишь меньшими масштабами и определенной сдержанностью в подходе к делу (кто бы мог сказать такое еще месяц назад?). Впрочем, и сдержанность подобного рода вполне объяснима. В России во властной системе гораздо больше различных сдержек и противовесов – именно потому, что система эта не революционная, в ней, несмотря на всю "вертикальность", представлены разные группы влияния, уже давно в эту систему встроенные. Эффект же революции заключается в том, что даже прежние оппоненты, оказавшиеся сейчас у власти, объединяются под девизом "теперь можно все".

Весьма характерно, что "все" в данном случае уперлось в собственность. Точнее, в приведение собственников к вассальной присяге новой власти. Надеяться, что эта "присяга" чем-то, кроме каких-то формальностей, будет отличаться от "присяги", которую требовала прежняя власть, было бы попросту глупо. Новые люди ничем, в сущности, не отличаются от старых. Они воспитывались примерно в одной среде, долгое время в одной среде занимались политикой и формировали свой капитал в бурные 1990-е. У них точно такие же желания и потребности.

На Украине сейчас происходит то, о чем предупреждали некоторые наблюдатели – благие пожелания останутся только благими пожеланиями, свойств человеческого и политического материала, имеющегося в стране, преодолеть не удастся. Касается это, впрочем, далеко не только Украины – соображение это общее, в не меньшей степени относящееся и к России. Поэтому не исключено, что наблюдение за развитием киевских событий станет весьма действенной профилактической мерой против оранжевой революции.