Моисей ГОЛЬДБЕРГ, почетный гражданин Целиноградского района Акмолинской области, "Казахстанская правда", 3 июля

Печальная весть из Полтавы: ушел из жизни Евгений Михайлович Золотарев, доблестный рыцарь героической целинной эпопеи, человек, отдавший сердце процветанию Казахстана. Впервые он увидел наши степные раздолья весной 1960 года минувшего столетия, просторы, заворожившие его величием. Вот как он сам об этом написал в своих мемуарах.
"Мысленно оглядывая пройденный путь, я увидел озаренные светом памяти бескрайние казахстанские степи, неброскую, но самобытную красоту природы Сарыарки, – а великий русский агроном Докучаев с восхищением говорил, что в природе – все красота. Вновь представил белопенные волны ковыля, перекатывающиеся по неоглядному раздолью под тугими порывами ветра, пропахшего пряным настоем полыни, чабреца, луговых трав, медовым ароматом желтого донника. А какая благодать – вдыхать на покосах нежные запахи подсыхающего в валках сена, следить за трепетанием в густом воздухе стрекоз и усердием добродушных шмелей, целующих раскрытые бутоны цветов, слушать восторженные трели невидимых в высокой лазури неба жаворонков, неугомонный щебет других степных птиц. Но самая неописуемая радость – стоять ранним утром у края пшеничной полосы и любоваться покачивающимися на бронзовых стеблях тяжелыми колосьями, налитыми соками земли и отливающими солнечной позолотой. И ликует душа, появляется лирическое настроение, исчезает усталость, ощущаешь незримую, но прочную связь с взлелеянной землей, родство со степью. И чувствуешь себя окрыленным".
Неспроста книгу о друзьях-целинниках, о земле, ставшей его судьбой, он назвал "Минувшего неугасимый свет". В ней сохранен авторский стиль, каждая глава наполнена солнечной задушевностью самого Золотарева. Его удивительная доброта, которую он отдавал и большим персонам, и самым простым деревенским работягам. Книга возвышает нас с вами, учит жить бесхитростно, открыто, честно. По существу, это волнующее, лучезарное послание в завтра, завещание поколениям будущего. От почти четырех сотен страниц тома трудно оторваться.
Не могу не вспомнить один из эпизодов, который раскрывает золотаревский характер. Он тогда был директором совхоза "Андреевский", а я работал на облрадио. Мы любили встречаться с самым молодым целинным директором. Ему, по-моему, не было и 25 лет. Приятно было вести репортажи. Пшеница там всегда стояла на загляденье. Совхоз был многопрофильным, на фермах – уйма скота, и уже тогда там получали высокие надои молока. Нас всех восхищали урожаи на картофельных полях и овощных делянках. Однажды едем по степи, и вдруг перед глазами нарисовался настоящий украинский баштан – огромное бахчевое поле. И сторож в огромной соломенной шляпе, и халабуда-шалаш из соломы, где можно спрятаться от жары или дождя. Точь-в-точь как на полтавских или мелитопольских баштанах. Даже вспомнилась украинская поговорка: "Дед – кавун, а баба – дыня". Мы тормознули машину, пробудился инстинкт сельских мальчишек: надо обязательно "свистнуть" арбузы и дыни. Да так, чтобы не увидел сторож, потому что уворованное – слаще.
"А вы не стесняйтесь, – широко улыбнулся Золотарев, – у нас этих кавунов хватит на весь Целиноград. А сторожу я наказал, чтобы не обижал детишек. Пускай, мол, наслаждаются и озорничают здесь. А чего жадничать – раз земля уродила, значит, людям в радость. Сами распорядились. Для чего живем?"
В "Андреевском" никто не крохоборничал. Вот она баштанная романтика, которой нам порой не хватает.
Двадцать лет своей яркой жизни, энергию молодости он отдал Целиноградскому району, который при нем превратился во флагман многих знаковых свершений в республике. Он умел пробуждать у сельчан чувство радости пахаря и любить степные раздолья. Ему пришлись по душе казахстанский быт, народные обычаи, он прямо растворялся в них и наслаждался душистым чаем или аппетитным бешбармаком.
Своим наставником, даже вторым отцом, он всегда называл известного в Казахстане государственного и партийного деятеля Сакена Кусаиновича Кусаинова, полюбившего с первого взгляда полтавского парубка. Кусаинов сосватал молодому директору гарную дивчину Аннушку из Новокубанки, приехавшую в качестве медика.
Прошли десятилетия, но до сих пор в Казахстане и в Целиноградском районе, и в других регионах страны, где он занимал довольно высокое положение, помнят доброту Евгения Михайловича, которую он щедро отдавал людям. За все годы, которые он проработал первым секретарем райкома партии, он никого не отстранил от работы, не доводил дело до суда, когда возникали какие-то острые ситуации. Любую беду он близко принимал к сердцу.
Помнится, в районе почти одновременно ушли из жизни два талантливых директора – Есенжол Камзебаев и его сосед Иван Лазебный. Это были два хозяина неповторимого масштаба по теперешним меркам. Есенжол скончался скоропостижно от какой-то болезни в расцвете своих сил. Лазебный, объезжая поля, увидел, что на пшенице пасутся лошади. Он подъехал и прикладом ружья попытался отогнать коней. Произошел коварный выстрел, несколько дней пытались спасти Ивана Лазебного. Золотарев не стеснялся слез. Они ушли на пике огромных хозяйственных успехов, но они поведали руководителю района свои замыслы, которые были более широкие и светлые: дать людям села полное благополучие. Хватит, мол, сельчанам терпеть определенную униженность и ярлык второсортности. Знай, мол, мужик неотесанный, свое место и не высовывайся. Такую формулу Золотарев считал оскорбительной и провокационной.
Бывая почти каждый день даже в маленьких аулах, он практически знал всех аксакалов по имени-отчеству.
В 1972 году труд Евгения Михайловича Золотарева был отмечен Золотой Звездой Героя Социалистического Труда. Помнится, когда на лацкане пиджака засверкала высокая награда, Евгений Михайлович запел:
Звезда надежды благодатная,
Звезда любви волшебных дней,
Ты будешь вечно незакатная
В душе тоскующей моей...
Вернувшись на родную Полтавшину, он почувствовал, что стал в определенной мере чужаком. Как он говорил: не в своей тарелке. И эта тоска мучала его. Узнав об этом, Нурсултан Назарбаев, глубоко уважающий Золотарева, спросил:
– Может, вернешься. Ты же практически стал сыном всех казахов. Казахстан остается и твоим домом, Женя. И вообще, что тебя толкнуло уехать?
– На то была веская причина, Нурсултан­ Абишевич. Самым дорогим человеком для меня была мама. Папа в первый день войны ушел воевать и не вернулся с полей сражений. Поэтому моя мама была мне и за отца, и за мать. Я ее очень любил, и она лас­кала меня больше других. Все соседи говорили: потому, что я похож на нее. А в народе есть поверье: кто похож на мать – тот счастливый. Я и теперь плачу, когда знаменитый Дмитрий Гнатюк поет: "Ридна мати моя, ты ночей не досыпала, уводила меня у поля в край села. И в дорогу далеку ты меня на заре провожала, и рушник вышиванный на счастье, на долю дала…"
– Вот видишь, Женя, какой бывает запутанная жизнь. Подумай, может, вернешься. Наш шанырак всегда тебе открыт.
Ныне казахстанскую стезю Евгения Михайловича продолжают два его сына Миша и Володя. Пусть гордятся своим доблестным батькой.
Ныне принято провожать знаменитостей в последний путь аплодисментами, выражая этим высшее почитание покинувшему нас. Думается, что если все казахстанцы, знавшие его, оказались бы у здания администрации Полтавы, где проходила вчера церемония прощания, последовали этой традиции, раздались бы не только горячее рукоплескание, но и бурная овация.
Спасибо и низкий земной поклон тебе, Евгений Михайлович, за твою лучезарность, мудрую крестьянскую проницательность, которую ты оставил нам, за святость к целинному колосу!