"Экспресс-газета", 14 сентября

Мы начинаем публикацию избранных глав из книги известного журналиста, депутата Госдумы Александра ХИНШТЕЙНА "Ельцин. Кремль. История болезни". Несколько уважаемых изданий уже печатали ряд выдержек из политического блокбастера, но, по понятным причинам, не решились представить своим читателям особенно острые и скандальные моменты. По просьбе депутата, понимающего, что далеко не каждому будет по карману купить его книгу в магазине, наш журнал решил познакомить россиян с самыми темными сторонами новейшей истории страны.

Еще со времен "Спрута" в народе прочно укоренилось верование, будто итальянское слово "мафия" переводится на русский, как "семья". Я и сам, грешным делом, долгое время считал так же и, лишь забравшись недавно в словари, с удивлением обнаружил обратное. Оказывается, "мафия" переводится дословно совсем иначе: "произвол", "насилие", "самоуправство"; о "семье" - в словарях нет ни слова.

В современной России термин "семья" давно уже потерял свое первородное, лексическое значение. "Семья" образца 90-х - это миллионные счета, заграничные виллы, друзья-подельники, расставленные по ключевым должностям; неограниченная, бесконтрольная власть, наконец.

Кажется, у американцев есть такая поговорка: "хвост - виляет собакой".

Так вот ельцинская "семья" - супруга, младшая дочь, приемный сын, приближенные ко двору олигархи - в совершенстве наловчились вилять президентом. Именно они управляли в действительности Россией в то время, пока больной и дряхлый глава государства, лишенный последних друзей и собутыльников, мирно дремал в кресле-качалке; царствовал, лежа на боку, просыпаясь исключительно для того, чтобы озвучить очередную волю "семейного" совета.

Ельцин сам, наверное, уже и не помнил, а окружению напоминать было это совсем не с руки, что пришел он когда-то к власти именно под лозунгами борьбы с такой вот царственной синекурой; на волне народного гнева против брежневско-черненковской геронтократии; вздорного владычества Раисы Максимовны, которая каждый вечер водила своего муженька кругами по даче, выслушивая его отчет о проделанной за день работе.

Кто же мог представить тогда, что пройдет какой-то пяток лет и все вернется на круги своя, только еще в худшем, гипертрофированном, карикатурном почти виде.

Каким бы маразматичным ни казался нам Брежнев, но его дочка - светлой памяти Галины Леонидовны - даже при всех своих выкрутасах и не помышляла о том, чтобы управлять страной. И у Раисы Максимовны заграничных счетов и дворцов тоже отродясь не водилось…

Увы, все - познается в сравнении…

До середины 1990-х президентская родня предпочитала держаться в тени.

Еще со свердловских времен в доме Ельцина был заведен негласный и строгий порядок; этакий партийно-строительный домострой: хозяин всегда прав. И супруга, и дочери лишний раз старались не беспокоить его, не отвлекать - не теребить понапрасну. Все в семье было подчинено исключительно интересам главы.

Воспитанием дочерей Ельцин фактически не занимался. Они появились на свет, когда был он сравнительно еще молод: старшая, Елена, - в двадцать шесть, младшая, Татьяна, - в тридцать.

Личная жизнь дочерей не складывалась с самого начала. Старшая, Елена, выскочила замуж сразу после школы за своего одноклассника Алексея Фефелова, от которого вскорости и родила Ельцину первую внучку - Катю.

Такая скороспелость Ельциным очень не нравилась, но дочка сумела убедить родителей в глубине своих чувств; они даже поселили молодых у себя, в пятикомнатной обкомовской квартире. Однако брак, тем паче под постоянным тещиным присмотром, оказался поразительно недолговечным. По странному стечению обстоятельств, сразу после развода первый секретарь обкома Ельцин снял с работы бывшего свояка - начальника областной автобазы.

Печальный опыт сестры послужил для Татьяны хорошим уроком. Уже оканчивая школу, она твердо решила покинуть Свердловск; подальше от родительской опеки и постоянного шепота за спиной; туда, где фамилию Ельцина никто еще не знает.

В 1977-м Татьяна уехала в Москву поступать в МГУ, на факультет вычислительной математики и кибернетики. Там же, в университете, познакомилась со своим первым мужем - золотым медалистом из Уфы Виленом Хайруллиным. В 1980-м они расписались. Через год родился сын, названный в честь деда - Борисом.

Вопреки заведенным традициям, записали ребенка на фамилию матери: это была воля сановного деда - якобы он очень хотел продлить на земле свой род.

Так, по крайней мере, уверяла сама Татьяна, не объясняя, однако, почему ее племяннице Кате, родившейся годом раньше, да и всем другим ельцинским внукам фамилия была дадена совсем другая. Хотя, по-моему, причина кроется в ином: негоже было секретарю обкома и члену ЦК иметь дочь и внука с труднопроизносимой басурманской фамилией.

Но перечить воле тестя Хайруллин тоже не мог: в конце концов жила студенческая семья в квартире, пробитой Ельциным не где-нибудь - в самом центре Москвы, на Кутузовском проспекте: в то время о борьбе с привилегиями будущий президент еще и не помышлял.

Однако, несмотря на неустанные заботы, этот союз тоже, на удивление, быстро распался. В 1982 году Татьяна забрала сына. Их размолвка переросла в окончательный разрыв.

После развода видеться с сыном Хайруллину было запрещено. Бывший тесть настоятельно уговорил его отказаться от мальчика: к тому времени Татьяна собралась замуж во второй раз. Ребенка записали на фамилию нового супруга и дали его отчество: Леонидович.

О том, что у него существует другой отец, Борис-младший узнал, лишь учась уже в старших классах, после того, как журналисты раскопали семейную тайну президентского клана. Он, может, и не прочь был познакомиться с родителем, но на пути непреодолимой преградой высилась Кремлевская стена.

Курортный роман

Так уж повелось, что из двух дочерей Ельцин неизменно выделял младшую. Если Елена была маминой дочкой, то Татьяна - уж точно папиной.

Татьяна и росла по образу его и подобию. Она категорически не признавала юбок и платьев, а во всех драках с сестрой непременно одерживала верх: даром, что была на три года младше.

После первых неудачных браков личная жизнь сестер тоже сложилась по-разному. Вскоре после развода Елена вновь вышла замуж - за штурмана гражданской авиации из Свердловского авиаотряда. Муж, Валерий Окулов, как нельзя лучше, подходил ей по духу: он был спокойным и доброжелательным; и жизнь, кстати, тоже повидал - от первого брака у него имелся сын. Ельцин замужество одобрил. Сразу после регистрации новой семье выделили двухкомнатную квартиру, молодой муж резко пошел в гору: стал летать на международных линиях.

То ли дело - Татьяна. Она жила вдалеке от родительских глаз, в чужой, негостеприимной Москве: такая непрактичная, доверчивая, беззащитная; одно слово - мать-одиночка. У отца с матерью просто сердце кровью обливалось от тревоги за судьбу любимицы.

И когда в 1985-м Ельцина перевели в Москву, первое, что сделал он, - мгновенно забрал дочь к себе.

В то время Татьяна служила программистом в отделе баллистики оборонного института - КБ "Салют". На личном фронте все оставалось у нее без перемен.

В 1986-м году, поехав с родителями в Пицунду, она даже позволила себе влюбиться в рядового сотрудника охраны - Александра Быкова, с которым, тайком от отца, уплывала на лодке далеко в море.

Впрочем, ничего путного из этого все равно не вышло - старшие товарищи быстренько объяснили влюбленному Быкову, чем заканчивается подобный адюльтер: в лучшем случае - позорным увольнением из органов…

Лишь к концу 80-х, когда звезда Ельцина стала входить в зенит, младшая дочь его, наконец-то нашла то, что давно искала.

Ее избранник трудился с ней в одном КБ - конструктор Леонид Дьяченко.

Это был типичный служебный роман, о какой-то бурной и яркой любви говорить здесь явно не приходится. Татьяну не смущало то, что будущий муж был моложе ее на три года, Леонида - наличие ребенка от первого брака.

Уход Ельцина в оппозицию родные переживали нелегко. Тяжелее всего им было расставаться с многочисленными номенклатурными благами, с которыми свыклись они за долгие годы; а Борис Николаевич так еще и заставлял их теперь демонстрировать аскетичную скромность юродивых: ходить в обычные магазины, посещать районную поликлинику.

Отговаривать его они, естественно, не пытались, это было абсолютно бессмысленно. Напротив, семья всеми силами старалась помочь своему главе, поддержать в нелегкую минуту.

Ельцин был свято убежден, что место женщин - не в политике, а дома, у плиты и стиральной машины. В его общественной жизни жена и дочки требовались исключительно для того, чтобы оттенять его суровый лик своей трогательной милотой, являя перед телекамерами крепкую, образцовую ячейку общества.

От того, что Ельцины стали столичными жителями, они нисколько не прекратили быть провинциалами. Больше, чем Горбачева и КГБ, вместе взятых, Наина Иосифовна боялась людских пересудов и кривотолков.

Даже от ближайших знакомых строжайше скрывались неудачные браки дочерей; сам факт того, что первенцы остались им от первых мужей, казался Наине Иосифовне намного постыднее, чем неприкрытая грубость супруга, порой демонстративно кричащего на нее и топающего ногами.

Наталья Константинова, бывший пресс-секретарь Наины Ельциной, вспоминала:

"Иногда мне казалось, что он не замечает эту маленькую, приветливую, разумную женщину, которая ходит за ним столько лет и в прямом, и в переносном смысле этого слова, которая в перерывах между этапами его стремительной политической карьеры рожает ему детей, воспитывает внуков, плачет, болеет, страдает, скучает, но никогда не теряет самообладания…

Я нашла определение их отношениям. Наина Ельцина НЕСЕТ своего мужа, как хрустальную вазу. Он же лишь позволяет ей делать это."

Домашняя деспотия

Итак, запомним: есть тихая, незлобивая "маленькая женщина", плачущая по ночам в подушку и довольствующаяся незавидной долей бессловесной спутницы великого мужа. Есть любимая, своенравная дочь, признающая в мире исключительно один авторитет. И есть, наконец, этот самый авторитет; крутой на расправу, лихой громовержец; семейный тиран и деспот.

Позвольте: но если все это так, как же могло случиться, что семья в итоге принялась управлять означенным деспотом?

Шестьдесят пять лет - возраст слишком поздний, чтоб начинать меняться; домострой - есть домострой.

Я долго бился над этой загадкой, но ответ, как всегда, пришел совершенно случайно, когда услышал я рассказ известного журналиста Сергея Пархоменко о поездке с Ельциным за океан:

"Однажды я был в группе журналистов, которая сопровождала Ельцина в Соединенных Штатах, и была устроена такая замечательная там история, Ельцин посещал простую американскую семью. Был написан сценарий, они должны были там печь яблочный пирог.

И действительно, нашли семью какую-то, крайне не шикарную, с детьми. Все очень красиво, и Ельцин вошел, после чего немедленно сошел с этой дорожки, перешел газон и сел на качели, которые в саду были, к дереву просто были привешены. Все кинулись это все фотографировать.

Потом он встал, схватил - надо сказать, довольно брутально - Наину Иосифовну, посадил ее рядом с собой на эти качели, при этом как-то неловко повернулся, она ему села на руку, и он на нее закричал: "Корова!" После чего они упали с этих качелей оба, потому что они на двух взрослых были не рассчитаны."

Вы ничего не замечаете?

Как-то все фальшиво, наигранно это выглядит. Чтобы прямо вот так, под прицелом журналистов, обзывать первую леди "коровой", брутально хватать ее, силком сажать на качели… Даже для неотесанного Ельцина - это, по-моему, чересчур.

Никто почему-то никогда не обращал внимания, что еще с конца 80-х Наина Иосифовна практически во всех поездках сопровождала мужа: и по стране, и за рубежом; просто, не в пример Раисе Максимовне, она старалась лишний раз не мозолить журналистам глаза.

Коржаков рассказывал мне, что даже на дачу к нему, в деревне Молоково, Ельцин неизменно приезжал вместе с супругой, хотя присутствие ее - уж точно никому не требовалось: понятно, чем могли заниматься на природе два здоровых, рослых мужика. Лишь однажды, когда Наина Иосифовна на пару дней укатила в Свердловск, счастливый Ельцин завалился к нему на все выходные и по этому поводу был устроен двухдневный затяжной мальчишник: пустые бутылки выносили потом полдня.

"Она его от себя никуда не отпускала, - свидетельствует Коржаков. - Куда Ельцин, туда и Наина."

Вот вам - и деспот…

У супруги президента было одно исключительное качество: она умела влиять на своего мужа не накачками и истериками, как большинство других женщин, а незаметно, исподволь, всячески демонстрируя покорность и почитание. При этом сам Ельцин оставался пребывать в святой убежденности, будто главный в доме - он один.

От многих тогдашних сановников мне доводилось слышать, как "маленькая, приветливая" первая леди, вопреки образу своему, самым активным образом вмешивалась в государственные дела. Вице-премьеру Полторанину она, например, безапелляционно указывала, кого и куда следует назначать, и запрещала транслировать по Центральному телевидению репортажи о расстреле "Белого дома".

Большинство мужей, приходивших на доклад к президенту, проходили сперва сквозь сито Наины Иосифовны с дочкой.

("Меня сразу же повели к Борису Николаевичу, - записал в своем дневнике Генпрокурор Скуратов впечатления об одном из таких визитов. - У дверей я увидел Татьяну и Наину Иосифовну. "Борис Николаевич чувствует себя не самым лучшим образом, - сказала Наина Иосифовна. - Он сегодня очень плохо спал. Постарайтесь его не перегружать".)

Это домострой, да?

Уклад президентской семьи чем-то напоминает ельцинскую Россию: этикетка на ней разительно отличается от содержимого.

А коли так - феномен под названием "семья" запрограммирован был с самого начала…

(Продолжение читайте в следующем номере.)