Александр КОЧУКОВ, "Красная звезда", 28 июня

"На днях состоялся Пленум Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза. Пленум ЦК КПСС, заслушав и обсудив доклад Президиума ЦК – тов. Маленкова Г.М. о преступных антипартийных и антигосударственных действиях Л.П. Берии, направленных на подрыв Советского государства в интересах иностранного капитала и выразившихся в вероломных попытках поставить Министерство внутренних дел СССР над Правительством и Коммунистической партией Советского Союза, принял решение – вывести Л.П. Берию из состава ЦК КПСС и исключить его из рядов Коммунистической партии Советского Союза как врага Коммунистической партии и советского народа". "Правда", 10 июля 1953 года.

У каждого правителя – свои доверенные люди, которым он может поручить деликатные, а то и неблаговидные дела. У Ивана Грозного был Малюта Скуратов; у Петра Великого – Петр Толстой, возведенный в графское достоинство за возвращение из Европы беглого царевича Алексея; у Сталина – Николай Ежов, Лаврентий Берия, Виктор Абакумов…

Про Берию написано много – особенно во времена Хрущева и Горбачева. "Палач", "насильник", "исполнитель кровавых замыслов диктатора" – так обычно характеризуют этого сподвижника Иосифа Сталина. Лаврентий Берия до сих пор не пользуется популярностью ни в каких слоях нашего общества. Армия здесь не исключение. Мне, как журналисту, пришлось в свое время достаточно много общаться с видными военачальниками сталинской эпохи, и все они единодушно отзывались о Берии самым нелицеприятным образом.

Если верить молве, то у Лаврентия Павловича имелось досье с компроматом чуть ли не на каждого маршала и генерала, а на квартирах Жукова, Буденного и других высших военачальников была тайно установлена подслушивающая аппаратура. Между руководителем НКВД и военачальниками не раз возникали конфликтные ситуации, разрешать которые порой приходилось самому Верховному Главнокомандующему.

Главный маршал артиллерии Н.Н. Воронов рассказывал мне о таком случае:

- Как известно, в начале Великой Отечественной войны с вооружением в нашей армии дела обстояли трудно – не хватало даже стрелкового оружия. Ощущая приближение тяжелых боев к Москве, мы с начальником Главного артиллерийского управления генералом Николаем Дмитриевичем Яковлевым – на нас с ним была возложена ответственность за распределение вооружения и боеприпасов – экономили буквально на всем, стараясь создать хотя бы небольшой резерв.

Об этом резерве как-то пронюхал Лаврентий Берия и попросил выделить для НКВД 50 тысяч винтовок. У нас с Яковлевым от такой цифры стало темно в глазах: резерв ГАУ не насчитывал и половины требуемого. Поэтому Берия получил отказ. Но не такой человек был Лаврентий, чтобы сдаться без боя, и он подготовил документ на имя Сталина.

На очередном заседании Ставки, когда мы докладывали проект распределения вооружения и боеприпасов на следующий месяц, Верховный вдруг забросал нас вопросами: "Зачем НКВД столько винтовок? Знает ли Берия про неблагополучное положение у нас дел с вооружением?.."

Берии на заседании не было. Мы честно признались, что сами удивлены этим – но, мол, глава НКВД настаивает. Тогда его срочно вызвали. Лаврентий Павлович сначала объяснялся с Верховным на русском, потом, распаляясь, перешел на грузинский язык, однако Сталин его резко оборвал. Обескураженный Берия стал говорить, что нужно вооружать формируемые дивизии НКВД.

- Достаточно будет и двадцати пяти тысяч, – примирительно сказал Верховный.

Видимо, Берия не совсем правильно понял интонацию этой реплики, и он упрямо продолжал настаивать на своем. Терпение Сталина истощилось, и он повел себя по-сталински:

- Зачеркните 50 тысяч, – повернулся он ко мне, – и 25 тысяч не выделяйте! Напишите – 10 тысяч винтовок.

Затем Сталин взял ведомость и тут же утвердил ее.

Когда вышли из кабинета, взбешенный Берия догнал нас:

- Погодите, мы вам кишки выпустим!.. – пригрозил он.

Так же нагло и грубо разговаривал Берия и с другими военачальниками. Его угрозы часто становились реальной опасностью.

Бытует мнение, что после смерти Сталина Берия мечтал захватить власть и готовил переворот, рассматривая установившийся в советском руководстве после смерти Сталина расклад сил как временное статус-кво. С марта 1953-го на заседаниях Президиума ЦК, как известно, председательствовал Георгий Маленков. Он же руководил правительством. В кругу соратников и высшей номенклатуры Маленков вел себя довольно демократично. Если раньше рабочий день в Кремле и на Старой площади строился с оглядкой на Сталина и все старались приходить на работу раньше и уходить позже него, то Маленковым был четко установлен восьмичасовой рабочий день.

Первые послесталинские решения правительства способствовали и популярности Маленкова в народе. На том основании, что девичья фамилия его матери была Ульянова, его "окрестили" племянником и даже приемным сыном Ленина. Сам Георгий Максимилианович не препятствовал распространению подобных слухов...

И все же на роль вождя Маленков не тянул. Послушному исполнителю воли Сталина, ему явно не хватало лидерских качеств. Женоподобный на вид, он долго колебался, прежде чем принять важное решение, часто терялся в неожиданных, сложных ситуациях. Ему также приходилось оглядываться на представителей "старой гвардии", работавших с Лениным, – Вячеслава Молотова и Анастаса Микояна, Лазаря Кагановича…

Большие амбиции были у Никиты Хрущева, готового ради власти "сдать" и Берию, и Маленкова. В книге очерков о Хрущеве Федор Бурлацкий приводит воспоминания Никиты Сергеевича о событиях 5 марта 1953-го: "Стоим мы возле мертвого тела Сталина, почти не разговариваем, каждый о своем думает. Потом стали разъезжаться. В машины садились по двое. Первыми уехали Маленков с Берией, потом Молотов с Кагановичем. Тут Микоян и говорит мне: "Берия в Москву поехал власть брать". А я ему: "Пока эта сволочь сидит, никто из нас не может чувствовать себя спокойно". И крепко мне тогда запало в сознание, что надо первым делом Берию убрать…"

Рубаха-парень, умелый выпивоха, которого Сталин называл на украинский манер Микитой и часто заставлял во время застолий отплясывать гопака, взял на себя смелость и проявил недюжинные способности в деле сговора членов Президиума ЦК против Берии. Тут ему, несомненно, принадлежит решающая роль. Хрущев провел конфиденциальные встречи с Маленковым, Молотовым, Кагановичем, Ворошиловым, Булганиным, Микояном, другими членами Президиума ЦК.

"Мы видели, что Берия стал форсировать события, – пишет в своих "Воспоминаниях" Хрущев. – Я считал, что нужно срочно действовать, и сказал Маленкову, что надо поговорить с другими членами Президиума по этому поводу… С Булганиным я по этому вопросу говорил раньше и знал его мнение. Он стоял на верных позициях и правильно понимал опасность, которая грозила партии и всем нам со стороны Берии. Маленков тоже согласился: "Да, пора действовать". Мы условились, что я прежде всего поговорю с Ворошиловым, поеду к нему...

Приехал я к Ворошилову в Верховный Совет, но у меня не получилось того, на что я рассчитывал. Как только я открыл дверь и переступил порог его кабинета, он очень громко стал восхвалять Берию: "Какой у нас, товарищ Хрущев, замечательный человек Лаврентий Павлович. Какой это исключительный человек". Я ему: "Может, ты зря так говоришь, преувеличиваешь его качества?" Но я уже не мог говорить с ним о Берии так, как было задумано..."

Пришлось поручать Маленкову "обрабатывать" Ворошилова. Когда Климент Ефремович узнал, что все члены Президиума ЦК, включая и молодых, согласны убрать Берию, то он, по словам Маленкова, обнял визитера, поцеловал и заплакал, сказав: "Берия давно мой заклятый враг". Наивно? Но так представлял события полувековой давности Хрущев.

Пока Хрущев вел тайные переговоры с членами Президиума ЦК, Берия, по версии сторонников Никиты Сергеевича, тоже не сидел сложа руки. Его заместители: доверенное лицо Хрущева Серов и протеже Маленкова Круглов - якобы сообщили Никите, что Берия направил "органам" на местах директиву о переходе на режим боевой готовности (т.к. эта директива до сих пор не опубликована, то это дает определенные основания сомневаться в ее существовании). Они же проинформировали секретаря ЦК о некоем оперативном плане путча и назвали имена заговорщиков.

По утверждениям Круглова и Серова, Берия, готовясь к смене высшего руководства, рассчитывал на помощь Маленкова. С "верхушкой" он планировал разделаться просто: арестовать членов Президиума ЦК после коллективного просмотра спектакля в Большом театре, использовав для того их личную охрану.

Так мне рассказывали бывшие ответственные сотрудники аппарата ЦК Зиновий Тимофеевич Сердюк (в годы войны бригадный комиссар – член военного совета 64-й армии и друг Хрущева, а в 53-м – 1-й секретарь Львовского обкома партии) и Леон Аршакович Оников.

Перед Хрущевым, с их слов, встала сложная проблема: Берию надо арестовывать немедленно. Но как это сделать? Кто должен производить арест? Сколько и каких привлечь сил, чтобы избежать "осечки"? А может, заодно арестовать и Маленкова?

К моменту нашей встречи с Маршалом Советского Союза Кириллом Семеновичем Москаленко никого из организаторов и активных участников операции по аресту Берии уже не осталось в живых. Слава Богу, остались их публикации… Так, в достаточно интересных диктовках, изданных на Западе, а теперь и в России как мемуары "Хрущев вспоминает", есть такие строки:

"После меня взял слово Булганин. Мы с ним еще при жизни Сталина были единого мнения о Берии. Он тоже высказался в том же духе, и другие проявили принципиальность, но за исключением Микояна. Он... заявил, что Берия может учесть критику, что он не безнадежен и в коллективе сумеет быть полезным...

Вижу я, что складывается такое дело и попросил Маленкова, чтобы он предоставил мне слово для предложения. Как мы и условились, я предложил поставить на Пленуме вопрос об освобождении Берии (это делает Пленум ЦК) от всех постов, которые он занимал. Маленков все еще пребывал в растерянности и даже не поставил мое предложение на голосование, а нажал сразу секретную кнопку и вызвал таким способом военных. Первым вошел Жуков, за ним Москаленко и другие. Жуков был тогда заместителем министра обороны СССР. К Жукову у нас тогда существовало хорошее отношение, хотя он на первых порах не назывался в числе тех военных, которые должны были помочь нам справиться с Берией...

Вначале мы поручили арест Берии Москаленко с пятью генералами. Он с товарищами должен был иметь оружие, а их с оружием должен был привезти в Кремль Булганин... Накануне заседания (заседание Президиума Совета Министров с приглашением всех членов Президиума ЦК КПСС. – А.К.) к группе Москаленко присоединился маршал Жуков и еще несколько человек. И в кабинет вошло человек 10 или более того. И Маленков мягко так говорит, обращаясь к Жукову: "Предлагаю вам как Председатель Совета Министров СССР задержать Берию. Жуков скомандовал Берии: "Руки вверх!" Москаленко и другие обнажили оружие, считая, что Берия может пойти на какую-то провокацию. Берия рванулся к своему портфелю, который лежал на подоконнике, у него за спиной. Я схватил Берию за руку, чтобы он не мог воспользоваться оружием, если оно лежало в портфеле. Потом проверили: никакого оружия там не было, ни в портфеле, ни в карманах. Он просто сделал какое-то рефлекторное движение.

Берию взяли под стражу и поместили в здание Совета Министров, рядом с кабинетом Маленкова..."

Мой вольный пересказ отрывка из мемуаров Хрущева маршал Москаленко прослушал внимательно:

- В целом Никита Сергеевич верно осветил происходившее, за исключением мелких деталей…

- Но с ним не согласен маршал Жуков. Напрочь отрицает тот факт, что он лишь в последний момент вошел в "группу захвата"...

- Как всегда, ему хотелось бы быть центральной фигурой происходившего исторического события. Он, конечно, талантливый полководец, но в ряде случаев пытался тянуть одеяло славы на себя. После смерти Георгия Константиновича я в составе правительственной комиссии по организации его похорон участвовал в изъятии документов из домашнего сейфа маршала. Среди них были и неопубликованные записи об аресте Берии...

- Но в сохранившихся для истории собственноручных записях Георгия Константиновича повествуется:

"...Мы ушли в комнату, где должны ждать звонков. Пришел Берия. Началось заседание. Идет заседание час, другой, а условных звонков все нет и нет. Я уже начал беспокоиться, уж не арестовал ли Берия тех, кто хотел арестовать его?

В это время раздался условный звонок. Оставив двух вооруженных офицеров у наружной двери кабинета Маленкова, мы вошли в кабинет. Как было условлено, генералы взялись за пистолеты, а я быстро подошел к Берии и громко ему сказал:

- Берия, встать! Вы арестованы!"

- Это товарищ Маленков объявил: "Именем советского закона, арестовать Берию!", – уточнил маршал Москаленко, – Все обнажили оружие, я направил пистолет на Берию и приказал ему поднять руки вверх. В это время Жуков его обыскал, после чего мы увели его в комнату отдыха Председателя Совета Министров.

- Маршал Жуков, выступая перед земляками, рассказывал: "Берия побледнел, как полотно. Не успел сказать ни слова, как с нашей помощью оказался в соседней комнате. Злость на Берию у меня была беспредельная: я подошел к нему и, глядя в его испуганные глаза, сказал: "Сволочь, доигрался! Ты хотел посадить всю страну, теперь ответишь за все".

- Не помню такого монолога, хотя и не отрицаю этого. Возможно, Георгий Константинович выплеснул накопившуюся на душе обиду на Берию. Ведь он столько неприятностей и горя доставил полководцу. Другое дело – времени было в обрез. Заседание у Маленкова продолжалось, Жуков остался там, а я организовал тайный вывоз из Кремля и охрану арестованного. Потом, в течение шести месяцев, вместе с Генеральным прокурором СССР Романом Андреевичем Руденко участвовал в следственных мероприятиях по делу Берии и его сподвижников.

- Товарищ маршал, и все же, как вы оцениваете роль Жукова в организации и самом процессе ареста Берии?

- Положительно, – улыбнулся Кирилл Семенович, – но не более того. До приезда в Кремль я и не знал, что он будет членом нашей команды... Все указания я получал от Хрущева, а потом от министра обороны маршала Булганина.

События развивались так. В 9 часов утра 25 июня 1953 года, то есть за день до ареста Берии, мне позвонил по "кремлевке" Никита Сергеевич Хрущев. Он спросил: "Имеются ли в вашем окружении люди, близкие вам и преданные нашей партии так, как вы преданы ей?.." После этого Никита Сергеевич сказал, чтобы я взял этих людей с собой и приезжал в Кремль к Председателю Совета Министров СССР товарищу Маленкову – в кабинет, где раньше работал Иосиф Виссарионович Сталин. Хрущев закодированно намекнул, чтобы взяли с собой оружие…

Вскоре последовал звонок маршала Булганина, который сказал, что ему звонил Хрущев, и предложил мне сначала прибыть к нему. Однако предстояло еще мобилизовать "близких мне и преданных партии людей". Поверьте на слово, задача эта была не из простых. Когда под строжайшим секретом я посвятил в планы операции одного генерала, ему стало плохо. Войну прошел, тысячи смертей видел – а тут нервы подвели. И все же я быстро сколотил группу из пяти человек и прибыл к маршалу Булганину, который сказал, что нужно арестовать Берию.

Министр обороны посмотрел на меня: "Вместе с вами шесть человек? Очень мало... Кого еще можно привлечь, но без промедления?" Я ответил: "Вашего заместителя маршала Василевского". Он почему-то отверг эту кандидатуру. Тогда я предложил Жукова. Он согласился, но добавил: "Чтобы Жуков был без оружия..."

Слушая маршала Москаленко, я засомневался: "Жуков в качестве "прицепа" да еще без оружия..." Но после беседы с Кириллом Семеновичем мы с Ониковым, большим знатоком закулисных интриг, проанализировали рассказ Москаленко, и у нас родилась версия, что "группа захвата", действовавшая на финише дружно и сплоченно, фактически состояла из двух команд – одна, численностью побольше (Батицкий, Гетман и еще несколько украинцев), подчинялась Москаленко. Другая – Жукову. Интересно, что новый Генеральный прокурор Руденко тоже был украинец – Хрущев покровительствовал своим землякам с Украины.

- Кирилл Семенович, ночью вы тайно вывезли Берию с территории Кремля. Куда поместили его, как охраняли?

- Хрущев сказал, что я назначен командующим войсками Московского военного округа и несу личную ответственность за арестованного Берию. Ну, думаю, хорошо, помещу его в бомбоубежище на своем командном пункте. Охранять его будут только свои люди. Вызвал танк, три БТР... Ночь была тревожной. Обстановка настолько накалилась, что не сразу дали "отбой" поднятым по тревоге подмосковным дивизиям и слушателям военных академий в Москве.

- А как вел себя заключенный?

- Едва очухавшись, Берия стал барабанить в дверь и в ультимативной форме потребовал у начальника караула, полковника, немедленной встречи с Маленковым. Убедившись, что такой встречи не будет, поникшим голосом попросил бумаги и чернил...

После телефонных консультаций с Кремлем Берии дали стопку бумаги и карандаш. Он начал строчить письма Маленкову, Хрущеву, Булганину... Потом – всему Президиуму ЦК. Потом – каждому члену Президиума в отдельности.

Вот отрывок из одного из посланий:

"ЦК КПСС, товарищу Маленкову.

Дорогой Георгий!

Я был уверен, что из той большой критики на Президиуме я сделаю все необходимые для себя выводы и буду полезен в коллективе. Но ЦК решил иначе. Считаю, что ЦК поступил правильно...

Прошу товарищей Маленкова Георгия, Молотова Вячеслава, Ворошилова Климентия, Хрущева Никиту, Кагановича Лазаря, Булганина Николая, Микояна Анастаса и других: пусть простят...

Георгий, прошу, если сочтете возможным, семью (жена и старуха-мать) и сына Сергея, которого ты знаешь, не оставить без внимания.

28 июня 1953 года. Лаврентий Берия".

Берия, как утверждал Кирилл Семенович, писал членам Президиума еще несколько раз, пока Хрущев не распорядился отобрать у подследственного бумагу и карандаш...

- Товарищ маршал, вы и Генеральный прокурор СССР Руденко в течение шести месяцев участвовали в следственных мероприятиях по делу Берии и его сподвижников. Было составлено более 40 томов из протоколов допросов и других документов. Что вам особенно запомнилось?

- Если говорить откровенно, то большинство документов, изобличающих преступников, просто потрясали.

К примеру, подсудимый Кобулов показывал, что бил заключенных по указанию Берии. Берия и сам приезжал на допросы, самолично жестоко избивал допрашиваемых... Безнравственность и произвол превратились в те годы в обычное явление. А ведь издевались над миллионами… Особенно омерзителен моральный облик Берии, если исходить из материалов следствия по его делу.

Из стенограммы допроса Берии. Вопросы задает Генеральный прокурор СССР.

"Вопрос. Признаете ли вы свое преступно-моральное разложение?

Ответ. Есть немного. В этом я виноват.

Вопрос. Вы признаете, что в своем преступном моральном разложении дошли до связи с женщинами, связанными с иностранными разведками?

Ответ. Может быть, я не знаю.

Вопрос. По вашему указанию Саркисов и Надария вели списки ваших любовниц. Вам предъявляется 9 списков, в которых значатся 62 женщины. Это списки ваших сожительниц?

Ответ. Здесь есть также мои сожительницы.

Вопрос. Вы сифилисом болели?

Ответ. Я болел сифилисом в период войны, кажется, в 1943 году, и прошел курс лечения".

Берии было предъявлено обвинение в изнасиловании ученицы 7-го класса, которая потом родила от него сына. Однако Лаврентий Павлович заявил, что все было "по доброму согласию".

Судили Берию и его сообщников в кабинете командующего войсками МВО. Председателем специального судебного присутствия был назначен Маршал Советского Союза Иван Степанович Конев. Закрытое судебное заседание длилось с 16 по 21 декабря 1953 года. После вынесения смертного приговора Берия был немедленно расстрелян. Приговор привел в исполнение Павел Федорович Батицкий, впоследствии Маршал Советского Союза, главнокомандующий Войсками ПВО страны.

Впрочем, по этому поводу и до сегодняшнего дня ходят разные слухи… Многих интересует, как держался Берия перед смертью. Молва гласила, что этот кровавый палач не нашел в себе мужества держаться достойно, а валялся в ногах у маршалов, рыдал и молил о пощаде.

И тогда я поехал на квартиру к Коневым, в глубине души надеясь, что Иван Степанович кое-что мог рассказать дома.

Встретившая меня Антонина Васильевна Конева прошла с мужем всю войну. Возраст у нее уже преклонный, однако ум светлый и память хорошая. Она помнит рассказы Ивана Степановича о суде над Берией… Лаврентий Павлович, говорил маршал, просил не лишать его жизни – но без слез и в ногах ни у кого не ползал. За минуту до выстрела Берия даже пытался рвануть рубаху на груди, но она была сработана из прочного солдатского материала – не поддалась...

Приговор над Берией привели в исполнение в бункере штаба МВО, а проходивших по делу его сподручных Меркулова, Деканозова, Кобулова, Гоглидзе, Владзимирского и Мешика расстреляли на Лубянке.

…"Мой отец – Лаврентий Берия". Под этим вызывающим заголовком в 90-х годах вышла книга Сергея Берии, долгое время жившего под именем Сергея Алексеевича Гегечкори. Главной сенсацией публикации явилось утверждение, что ни ареста, ни следствия, ни тем более суда над Лаврентием Павловичем не было. Он якобы был убит в перестрелке, когда его пытались арестовать.

Веских доказательств этому у сына Берии нет. В книге сказано так: "Если верить Аджубею, то перед казнью Берия отправил письмо в ЦК Хрущеву – просил о пощаде, просил дать возможность искупить вину в каких угодно, пусть даже каторжных, условиях... Здесь, как мне кажется, комментарии и вовсе излишни. Ни в декабре, ни в ноябре, ни в октябре, ни в сентябре, ни в июле мой отец Лаврентий Павлович Берия ни писать "покаянных" писем рвавшемуся к власти товарищу Хрущеву, ни соответствующих показаний давать не мог, потому что был убит 26 июня 1953 года в городе Москве без суда и следствия".

Впрочем, известно, что поначалу у большинства членов высшего руководства было жгучее желание быстрее покончить с Берией. Бывшие соратники панически боялись его даже тогда, когда он содержался в кутузке.

Были предложения расправиться с Берией так, как практиковалось в 1937-1939 годах: поручить дело "тройке" и решить всю проблему в течение получаса. Но Хрущев, как мне рассказывали тогдашние работники ЦК, запротестовал. По его предложению Президиум ЦК 29 июня 1953 года принял специальное постановление, которое гласило:

"Об организации следствия по делу о преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берии.

1. Ведение следствия по делу Берии поручить Генеральному прокурору СССР.

2. Обязать т. Руденко в суточный срок подобрать соответствующий следственный аппарат, доложить о его персональном составе ЦК КПСС..."

Издательство "Современник" превозносит автора книги "Мой отец – Лаврентий Берия" буквально до небес: "...личность действительно необычная: в двадцать восемь руководил сверхсекретным КБ, доктор наук, главный конструктор ракетно-космических систем, принимавший участие в испытаниях первой атомной и разработках водородной бомб, много сделавший для обороны страны..."

- Действительно ли Серго Берия был таким талантищем? – спросил я у лауреата Ленинской премии, Героя Социалистического Труда маршала артиллерии П.Н. Кулешова, встретившись с ним накануне его 90-летия. – Вы работали с ним на испытательном полигоне Капустин Яр...

- Да, работал. Хотя особых талантов за ним не замечал. Серго щеголял в нарядных иностранных шортах, любил, как сейчас выражаются, "принять на грудь", повеселиться. Но рос по службе он быстро. За счет чего? Думаю, умел выдавать успехи коллектива за свои собственные. Под его началом был Александр Расплетин – этот действительно глыба, стал лауреатом Ленинской премии, Героем Соцтруда... Так Серго ловко "присоседился" к нему, выступил соавтором ряда работ в области ракетостроения...

- А кто был Берия-младший по званию?

- Инженер-полковник. У нас в Капустином Яру он стал доктором технических наук, лауреатом Сталинской премии, был награжден орденом Ленина. Когда отца арестовали, его посадили в тюрьму, лишили наград и званий. Когда выпустили на свободу, то под новой фамилией отправили в Свердловск рядовым инженером. Спустя несколько лет разрешили переехать в Киев. Был он женат на внучке Максима Горького, а некогда "приударял" за Светланой Аллилуевой – дочерью Сталина...

- Как вы относитесь к его книге?

- Просмотрел по "диагонали". Старается в чем-то оправдать отца. Но черного кобеля не отмоешь добела.

- Какое впечатление произвело на вас его утверждение, что не было ни следствия, ни суда, а расстреляли Берию 26 июня?

- Глупость. Ведь в операции по его аресту, в следствии и суде принимали участие десятки и десятки людей. С некоторыми из них мне довелось беседовать. Другое дело – ход следствия, торопливость, с которой постарались расстрелять Берию. Ответы на многие важные вопросы, связанные с личностью Сталина, можно было получить только от него... Но этого не сделали. Думаю, что существовала заинтересованность государственных лиц первой величины как можно быстрее умертвить важного свидетеля. Ведь у каждого руководителя того времени руки были в крови. Ну, у Берии – по самые лопатки, а у других – по локти. Нам еще предстоит разбираться и разбираться со своей историей…

На этом рассказ об аресте Берии можно было бы и завершить. Вроде все сказано. Что до воспоминаний Гегечкори, несогласного с общепринятой версией, то мало ли что расскажет обиженный сын расстрелянного члена Политбюро? Тем более какое издательство возьмет историческую книгу без сенсаций и версий?

Так же можно отнестись к воспоминаниям Светланы Аллилуевой, которая писала в книге "Только один год": "После того как Берия был арестован в июне 1953 года и немедленно же расстрелян, спустя некоторое время правительство распространило длинный секретный документ о его "преступлениях". Читка его на партийных собраниях занимала больше трех часов подряд. Кроме того что Берия был обвинен в "международном шпионаже в пользу империализма", больше половины секретного письма ЦК было посвящено его "аморальному облику". Партийные следователи с упоением рылись в грязном белье уже неопасного противника…"

Допустим, Серго Лаврентьевич и Светлана Иосифовна приврали ради повышенного гонорара. Однако как быть с воспоминаниями доктора технических наук А. Веденина, опубликованными в 1997 году в еженедельнике "Неделя"?

"В первых числах июня поздно вечером на нашу базу приехал заместитель министра (внутренних дел. – А.К.) Круглов. Он был в генеральской форме, в сопровождении двух человек в штатском. Круглов с ходу, без всяких предисловий заявил, что Берия готовит антиправительственный переворот и необходимо его остановить и что нашему подразделению отводится ключевая роль в этом деле. Впечатление от его слов было шоковое. После смерти Сталина Берия был вновь назначен министром, причем сохранил за собой пост первого заместителя председателя Совмина, авторитет его в органах был очень высок, и он только что приступил к глубокой реорганизации всей системы государственной безопасности. Нам стало ясно, что после слов Круглова мы оказались в положении заложников, даже, пожалуй, смертников. Предположение о возможной провокации было, очевидно, несостоятельным – ведь сами по себе мы ничего серьезного не представляли.

Начиная с этого дня к нам стали поступать агентурные материалы на Берию и его ближайшее окружение. Эти досье привозил человек Круглова, которого мы знали под именем Николая Коротко. Обычно он был в штатском, но однажды приехал в форме подполковника МГБ. Все особенности поведения, маршруты, расположение помещений в особняке на улице Качалова, состав охраны Берии были изучены досконально. Было разработано несколько сценариев ликвидации.

Так прошли три недели, с каждым днем обстановка в группе становилась все более гнетущей. Наконец 26 июня примерно в 6 утра нам сообщили, что операция будет проведена сегодня. Вначале предполагалось, что будет использован вариант "Автокатастрофа", но к 8 часам поступила команда на вариант "Особняк".

К 10 часам на трех "Победах" мы подъехали к дому Берии на Качалова, 28. Группой руководил Коротко. Круглов позвонил Берии по ВЧ и договорился, что Коротко привезет секретные документы и будет с охраной из трех человек. На этот час нам уже было известно, что, кроме самого Берии, в особняке были четыре человека. Коротко и трое "сопровождающих" из нашей группы были беспрепятственно пропущены внутрь здания, остальные заняли оговоренные схемой операции позиции у фасада и во внутреннем дворе. Спустя две или три минуты раздалось несколько выстрелов – я слышал пять, может быть, шесть".

Как видим, не все так просто…

(Продолжение следует).